Александр Грин. Вместо эпилога

[aleskrasavin]

«Его высокопревосходительству господину Министру внутренних дел от потомственного дворянина Александра Степанова Гриневского

Прошение

Ваше высокопревосходительство! В декабре 1905 года я был арестован в С.-Петербурге и по прошествии пяти месяцев выслан административным порядком в г. Туринск Тобольской губ. на 4 года, откуда немедленно уехал и поселился в С.Петербурге, проживая по чужому паспорту на имя Алексея Алексеева Мальгино-ва. За эти четыре года я сделался беллетристом, известным в провинции и Петербурге под псевдонимом «А. С. Грин». Рассказы мои и повести печатались в «Образовании», «Русской мысли», «Новом журнале для всех», «Слове», «Новом слове», «Товарище», «Современном слове», «Родине», «Ниве», различных альманахах и сборниках. Кроме того, до настоящего времени я состоял постоянным сотрудником журналов «Весь мир» и «Всемирная панорама». В СПБ книгоиздательстве «Земля» вышла зимой прошлого года книга моих рассказов.

Ныне арестованный, как проживающий по чужому паспорту, я обращаюсь к Вашему высокопревосходительству с покорнейшей просьбой не смотреть на меня, как на лицо, причастное к каким бы то ни было политическим движениям и интересам. За эти последние пять лет я не совершил ничего такого, что давало бы право относиться ко мне, как к врагу государственности. Еще до административной высылки в мировоззрении моем произошел полный переворот, заставивший меня резко и категорически уклониться от всяких сношений с политическими кружками. Переворот этот, как может подтвердить г. начальник дома предварительного заключения, намечался во мне еще осенью 1905 года, когда, сидя в севастопольской тюрьме по делу о пропаганде, я из окна камеры старался удержать и успокоить толпу, готовившуюся разбить тюрьму. Это было после 17 октября. Последние четыре года, проведенные в Петербурге, прошли открыто на глазах массы литераторов и людей, прикосновенных к литературе; я могу поименно назвать их, и они подтвердят полную мою благонадежность. Произведения мои, художественные по существу, содержат в себе лишь общие психологические концепции и символы и лишены каких бы то ни было тенденций.

На основании вышеизложенного покорнейше прошу Ваше превосходительство облегчить участь мою; тюрьма, высылка, четыре года постоянного страха быть арестованным вконец расшатали мое здоровье. Организм мой надломлен: единственное желание мое — жить тихой, семейной жизнью, трудясь по мере сил, на поприще русской художественной литературы. Если Ва-ше высокопревосходительство не найдете почему-либо возможным освободить меня без всяких последствий — ходатайствую и покорнейше прошу разрешить мне покинуть Петербург и жить в провинции. Одновременно с настоящим моим прошением подано мной прошение на высочайшее имя. В крайнем случае прошу Ваше высокопревосходительство походатайствовать, если на то будет доброе Ваше желание.

Дворянин Александр Степанов Гриневский. Августа 1-го дня, 1910 года».

Comments

[evelbius.livejournal.com]

Ну... Система есть система. Особенно в окружении более мощных, которые её в итоге и схрумкали, сделав многоцелевую колонию "Совьет Раша": топку для русских, дойную корову для тройки победителей и болото для Гитлера. Парадоксально - до сих пор, - что народы российского ареала клянут свою систему, не замечая её сутевой идентичности любой западной "демократии". До 17-го эта идентичность была не только сутевой, но буквальной. Об этом хорошо писал Александр Исаевич.

Грин, в отличие от Достоевского, системе успел покланяться, но он был сильно болен. Вообще, любой современной организации он, как его двойник Друд, был внесистемен. Однако ж, при царе он мог выжить, а после - его выжили со свету. Саму память его выживали из страны, вместе с героиней-женой - жена победила, Царство ей Небесное.