Печальная легенда
May. 19th, 2009 04:51 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
aleskrasavin
Говорил великий философ: «Большая печаль безмолвна».
На самом деле философ этого не говорил.
В тот миг он был одинок и в большой печали.
Он взял перо и сел за стол. О, нет! Вначале он сел за стол, а потом уже, просветленный посетившей его мудрой мыслью, взял перо. Должно было пройти время и наступить мгновение.
Должен был наступить миг прозрения, когда философ осознал, что его мысль глубока, что она пахнет истиной и что он не имеет права оставлять жемчужину мудрости в лабиринтах обманчивой памяти. Лишь когда философ понял это — он взял в руки перо. Он взял бумагу и записал мысль.
Горела свеча. Тихо скрипело перо. Философ же был безмолвен, как сама печаль.
Говорят, первые люди, прочитавшие эту мысль, тоже читали ее молча. Закрыв все двери и окна. Такие были времена.
Поэтому, даже если мы скажем: «Говорили первые люди, читавшие Философа: большая печаль безмолвна» — это будет обман. Не говорили.
Безмолвные строки большой печали. Дабы избежать соблазна объяснить причину ускользающего разума в игре слов и подмене понятий, я вскрыл первоисточники. Я знаю, что предшествовало мысли великого философа.
«Малая печаль говорит о себе. Большая печаль безмолвна» — так записано в книге, изданной после его смерти.
Значит, есть еще малая печаль. Есть еще и такая печаль, которая говорит о себе. Есть, оказывается две печали. И эти две печали разделены.
Малая печаль говорит о себе… И это значит, что безмолвие большой печали — настоящее, абсолютное безмолвие. Это безмолвие невыразимо. О нем невозможно сказать, и написать тоже нельзя, иначе не большая эта будет печаль, а малая.
Таким образом, каждый, кто сказал либо скажет, написал либо напишет: «Большая печаль безмолвна» — лжец. Не испытал философ большой печали. Не знают большой печали те, кто говорят, пишут или даже думают об этом.
Повторишь ли ты вслед за лжецами: «Большая печаль безмолвна»?
Место подобным — в будуарах порока. О, безмолвный сонм мертвецов! Чему научила вас ваша печальная философия? Вам ли неведом бой барабанов, вой кожаных мехов, симфония пяти тысяч труб и семи тысяч струн? Вам ли неведома музыка, гремящая в аду!
Text © Аles Krasavin
Image © Martin Raskovsky
На самом деле философ этого не говорил.
В тот миг он был одинок и в большой печали.
Он взял перо и сел за стол. О, нет! Вначале он сел за стол, а потом уже, просветленный посетившей его мудрой мыслью, взял перо. Должно было пройти время и наступить мгновение.
Должен был наступить миг прозрения, когда философ осознал, что его мысль глубока, что она пахнет истиной и что он не имеет права оставлять жемчужину мудрости в лабиринтах обманчивой памяти. Лишь когда философ понял это — он взял в руки перо. Он взял бумагу и записал мысль.
Горела свеча. Тихо скрипело перо. Философ же был безмолвен, как сама печаль.
Говорят, первые люди, прочитавшие эту мысль, тоже читали ее молча. Закрыв все двери и окна. Такие были времена.
Поэтому, даже если мы скажем: «Говорили первые люди, читавшие Философа: большая печаль безмолвна» — это будет обман. Не говорили.
Безмолвные строки большой печали. Дабы избежать соблазна объяснить причину ускользающего разума в игре слов и подмене понятий, я вскрыл первоисточники. Я знаю, что предшествовало мысли великого философа.
«Малая печаль говорит о себе. Большая печаль безмолвна» — так записано в книге, изданной после его смерти.
Значит, есть еще малая печаль. Есть еще и такая печаль, которая говорит о себе. Есть, оказывается две печали. И эти две печали разделены.
Малая печаль говорит о себе… И это значит, что безмолвие большой печали — настоящее, абсолютное безмолвие. Это безмолвие невыразимо. О нем невозможно сказать, и написать тоже нельзя, иначе не большая эта будет печаль, а малая.
Таким образом, каждый, кто сказал либо скажет, написал либо напишет: «Большая печаль безмолвна» — лжец. Не испытал философ большой печали. Не знают большой печали те, кто говорят, пишут или даже думают об этом.
Повторишь ли ты вслед за лжецами: «Большая печаль безмолвна»?
Место подобным — в будуарах порока. О, безмолвный сонм мертвецов! Чему научила вас ваша печальная философия? Вам ли неведом бой барабанов, вой кожаных мехов, симфония пяти тысяч труб и семи тысяч струн? Вам ли неведома музыка, гремящая в аду!
Text © Аles Krasavin
Image © Martin Raskovsky
